Терапия - Страница 3

— Я уже год не видел Жози. — Это были последние слова Грольке, которые Виктор услышал. И внезапно ему все стало ясно. На какой-то короткий момент он осознал, что произошло. Страшная правда промелькнула в его голове стремительно, как увиденный сон в момент пробуждения. И моментально вновь покинула его. Но на какую-то долю секунды ему все открылось. Болезнь Жозефины. Причина ее мучений в последние месяцы. Он отчетливо увидел, что с ней случилось. У него закружилась голова, когда он понял, что теперь пришла его очередь. Теперь они ищут его. И найдут. Рано или поздно. Он это знал. Но вскоре страшное познание исчезло. Безвозвратно, как капля воды в песке.

Обеими руками Виктор ударил себя по вискам. Пронизывающий, мучительный, невыносимый звук раздавался теперь совсем рядом. Словно какая-то тварь скулила от мук и боли. Звук был уже почти нечеловеческий. И он стих лишь тогда, когда Виктор наконец закрыл рот.

Глава 1

Наши дни, несколько лет спустя

Виктор Ларенц никогда не думал, что привычная ему перспектива вдруг изменится. Строгая одноместная палата в клинике психосоматических расстройств в берлинском районе Веддинг предназначалась ранее для самых сложных пациентов Виктора. А сегодня он сам лежал на гидравлической больничной кровати, и его руки и ноги были зафиксированы серыми полуэластичными бинтами. Его пока никто не навещал: ни друзья, ни бывшие коллеги, ни родственники. Единственным развлечением, кроме разглядывания пожелтевших обоев, засаленных коричневых занавесок да водяных пятен на потолке, были два ежедневных визита Мартина Рота, молодого заведующего отделением. В клинику не поступало пока запросов на посещение Виктора. Даже от Изабель. Это рассказал доктор Рот, и Виктор не винил жену. После всего, что случилось.

— Когда мне отменили лекарства?

Рот в этот момент проверял капельницу с раствором электролитов, висящую в изголовье на металлической стойке-рогатке.

— Примерно три недели тому назад, доктор Ларенц.

Виктор был благодарен Роту за то, что он по-прежнему называет его доктором. Вообще Рот всегда вел себя чрезвычайно уважительно.

— А давно я реагирую на речь?

— Уже девять дней.

— Ясно. — Он немного помолчал. — А когда меня выпустят?

Виктор увидел, что Рот улыбнулся его словам. Они оба прекрасно знали, что его никогда не выпустят. По крайней мере, уж точно не разрешат покинуть заведение с необходимым уровнем безопасности. Виктор посмотрел на свои путы и пошевелил руками. Видимо, сотрудники больницы учатся на ошибках. Пояс и шнурки у него отобрали еще по прибытии. В ванной нет зеркала. Поэтому, когда дважды в день его под присмотром водят умываться, он даже не может понять, как он выглядит. Его вид так же жалок, как его самочувствие? Раньше-то ему делали комплименты. Густые волосы, широкие плечи, натренированное тело — для своего возраста он выглядел превосходно. Сейчас от этого мало что осталось.

— Скажите честно, доктор Рот, что вы чувствуете, глядя на меня, лежащего на этой койке?

Врач потянулся к папке, висящей в изножье кровати, избегая встретиться взглядом с пациентом. Было видно, что он обдумывает ответ. Жалость? Тревогу?

— Страх, — честно ответил он.

— Боитесь, что с вами может произойти нечто подобное?

— По-вашему, это эгоизм?

— Нет-нет. Мне нравится ваша искренность. Такой страх понятен. У нас ведь много общего.

Рот кивнул.

Насколько сильно разнились их теперешние ситуации, настолько похожи были их биографии. Оба были единственными и любимыми детьми, росли в привилегированных кварталах Берлина. Ларенц — в семье потомственных юристов в живописном районе Ваннзее, а родители Рота были хирургами в Вестэнде. Оба изучали медицину в берлинском Свободном университете и выбрали специализацией психиатрию. Оба унаследовали родительские виллы и солидные состояния, владея которыми можно было бы и не работать. То ли случай, то ли судьба свели их теперь в этой палате.

— Ну хорошо, — продолжил Виктор. — Вы тоже видите, что мы похожи. Как бы вы стали вести себя на моем месте?

Рот закончил свои обычные записи в папке и впервые посмотрел Виктору в глаза.

— Если бы я узнал, кто сделал такое с моей дочерью?

— Да.

— Честно сказать, я не знаю, выжил бы я вообще после того, что пришлось испытать вам.

Виктор нервно хмыкнул:

— Да я и не выжил. Я умер. Причем самой чудовищной смертью, какую вы только можете себе представить.

— Давайте же наконец расскажите мне обо всем. — Рот сел на край кровати Ларенца.

— О чем? — спросил Виктор, хотя, разумеется, знал ответ. Врач просил его уже не первый раз.

— Все. Всю историю. Как вы узнали, что случилось с вашей дочерью, чем она заболела. Расскажите все, что произошло. И с самого начала.

— Но я уже почти все рассказал.

— Да. Но мне интересны подробности. Я хочу вновь все от вас услышать. И особенно что привело к такой развязке. К катастрофе.

Виктор тяжело вздохнул и посмотрел на потолок в разводах.

— Знаете, все эти годы после исчезновения Жози я считал, что нет ничего страшнее неопределенности. Четыре долгих года ни единого следа, ни единого намека. Порой я мечтал, чтобы наконец нашли ее труп. Я действительно думал, что нет ничего ужаснее постоянных сомнений, колебаний между знанием и догадкой. Но я ошибался. Знаете, что самое страшное?

Рот вопросительно посмотрел на него.

— Правда, — прошептал Виктор. — Правда! Однажды я столкнулся с ней в приемной доктора Грольке. Вскоре после исчезновения Жози. Я не решился ее признать, так жутко она выглядела. А потом новая встреча. И на этот раз я не мог ее оттолкнуть, она меня преследовала, в буквальном смысле. Правда стояла передо мной и кричала во все горло.